В интервью для издания «Экономическая правда» Артем Компан, руководитель «Йе энергия», рассказал о своем видении ситуации на газовом рынке.
В группе Дмитрия Фирташа Артем Компан уже восьмой год отвечает за «святая святых» – продажи газа. Тут объемы измеряются миллиардами кубов, а клиенты – миллионами человек. Все эти цифры во имя другой: ниша, за которую отвечает Компан, способна генерировать под 100 млрд грн доходов в год.
Кто такой Артем Компан
В открытом доступе нет информации о вашей биографии. Назовите, пожалуйста, основные ступени.
— Я учился в педагогическом университете города Кировограда. Отучился там полтора года и уехал по еврейской эмиграции в Германию. Там учил язык, вернулся в Украину и пошел работать.
Работал аудитором в ряде частных компаний и потом переехал в Полтаву. Пошел работать слесарем без разряда в «Полтавагаз» и параллельно получал второе высшее – учился на инженера нефтегазодобывающей отрасли в Полтавском строительном университете имени Юрия Кондратюка.
После этого поднимался по карьерной лестнице в различных компаниях. Кроме «Полтавагаза», работал в «Сумыгазе» и «Днепропетровскгазе».
Обычно человек растет в рамках одной компании. Как так получилось, что вы росли в трех?
— В «Полтавагазе» я доработал до мастера, а дальше человек, который был начальником управления, пошел на повышение. Ему предложили работу заместителя главы в «Сумыгазе». Он забрал меня и еще нескольких ребят к себе работать инженерами.
Там мы добились определенных успехов, после чего меня пригласили работать на должность заместителя районного управления газового хозяйства в Днепропетровскую область, где произошел мой, так скажем, карьерный взлет.
Коллеги характеризуют вас как человека с высокими интеллектуальными и организаторскими способностями, но часто бывает так, что даже далеко не глупому человеку нужно содействие.
Вас называют родственником Юрия Френкеля из «Днепропетровскгаза». Насколько значима была его роль в вашей карьере?
— Он – мой родной дядя. Сказать, что мой рост связан с ним, отчасти возможно. Я действительно многому у него научился, работал у него в подчинении, и мой карьерный рост в Днепропетровске был частично связан с тем, что мы действительно работали вместе. После переезда в Киев мое развитие – это результат моих действий и моих решений.
Вы также были депутатом Покровского райсовета в Днепропетровской области.
— Да, это правда.
Это было параллельно с должностью в «Днепропетровскгазе»?
— Да. Я занимал должность депутата Покровского райсовета, и если зададите вопрос, то да, я был членом Партии регионов.
Вопрос не в Партии регионов, а в том, что человек, который еще недавно был слесарем в Полтавской области, становится замглавы «Днепропетровскгаза» и параллельно депутатом.
— Сейчас, к сожалению, этого нет, но раньше отношение к энергетикам, в том числе газовикам, было другое. С людьми из этой сферы нужно консультироваться, советоваться в определенных вопросах.
Если ты занимал какую-то должность в то время, то ты должен был входить в облсовет. Когда отношение к этому вопросу изменилось, я ушел с должности депутата, сложил полномочия и приехал в Киев.
В каком году вы возглавили РГК «Трейдинг» и по чьему предложению?
— Это был 2013 год, с момента создания этой компании.
Эту должность вам предложил Александр Притыка (ексголова «Регіональної газової компанії» Дмитра Фірташа. – ЕП)?
— Да, он был моим непосредственным руководителем. Я предложил ему модель разделения бизнеса облгазов. Он говорит: «Коль ты нарисовал эту модель, ты готов ее имплементировать и возглавить?». Я сказал: «Да».
По поводу вашего личного бизнеса: какие компании вы можете выделить?
— Личный бизнес у меня не такой прям большой. У меня есть два кирпичных завода и завод по производству минеральной воды. Это семейный бизнес, я им сейчас не занимаюсь. Им занимаются отдельные люди.
Я назову несколько ваших компаний, а вы скажите, какие из них актуальны. Туристическое агентство «Посейдон плюс», торговая фирма «Керамик-Прилуки».
— Я даже не помню этих названий. Сейчас поставил задачу юристам, чтобы они сняли с меня активы, которыми я не занимаюсь. То, что есть в моей семье, я вам уже назвал.
Когда Притыка ушел из РГК, был период, когда этой компанией руководил Дмитрий Фирташ. Есть информация, что в этот период вы работали в прямом производственном контакте с Фирташем в Вене.
— Дмитрий Васильевич никогда не занимался напрямую РГК. Я действительно жил в Вене. Переехал туда жить вместе с семьей. Я занимался развитием инфраструктуры бизнеса под открытие рынка газа. Я выстраивал инфраструктуру, которая позволяла бы импортировать напрямую газ из ЕС в Украину.
С Дмитрием Васильевичем, естественно, общаюсь, но я являюсь его нанятым менеджером, у нас отношения сугубо начальник-подчиненный. У меня есть контракт, который я обязан выполнять.
До переезда в Вену я не общался с Дмитрием Васильевичем.
Как произошло ваше с ним знакомство?
— Деталей не помню. Меня попросили приехать, я приехал. Поступило предложение возглавить европейское направление. Потом, когда стало понятно, что рынок газа открывается, я вернулся в Украину готовить компанию к работе в условиях рынка и продавать газ конечным потребителям Украины.
О регулировании цен на газ, марже «Егаза» и войне с «Нафтогазом»
Какова сейчас затоваренность газом вашей компании? В миллиардах кубометров.
— У меня есть около девяти контрактов с разными поставщиками и каждый имеет свою форму расчета. Я работаю в рамках отсрочки платежа. По-другому в Украине пока невозможно работать.
Называется цифра вашего долга перед европейскими компаниями в размере до 3 миллиардов кубов. Насколько она корректна?
— 3 миллиарда кубов газа – это три месяца потребления нашими клиентами. Это не соответствует действительности. В нашем случае отсрочка платежа составляет 45-50 дней, а ежемесячное потребление – около 1 миллиарда кубов.
В этих временных рамках мы и должны поставщикам. Мы не видим в этом проблемы. Мы же не прекращаем работу. Мы работаем по циклу поставка-оплата. Все время так было.
45 дней – это 1,5 миллиарда кубов.
— Примерно, да.
Теперь эти 1,5 миллиарда кубов превращаются в сложновозвращаемую
«Егазом» (ТОВ «Егаз» у кінці 2020 року перейменоване на ТОВ «Йе енергія». – ЕП) сумму из-за ограничения цены правительством?
— Государство устанавливает ограничение с 1 февраля. Платежки за февраль потребители получат в марте.
То есть вы успеваете выровняться по сегодняшним контрактам с европейскими продавцами газа, но не понимаете, как будете заключать контракты на новые периоды.
— Проблему нужно разделить. Государство не впервые прибегает к такому регулированию цены.
В январе 2020 года Кабмин уже обязывал [1] всех частных поставщиков изменить цену. Это привело к формированию убытков, которые уже предъявлены государству. Сейчас по ним идет суд.
По сегодняшней ситуации нами еще не принято решение, но мы будем готовы озвучить его в ближайшее время.
Разрыв в ценах на газ для населения между газсбытами «Егаза» и «Нафтогазом» составляет около 40%, а полгода назад был около 5%.
Не означает ли это, что сейчас, когда «Егаз» оказался перед риском потери потребителей, в этом виновато не столько правительство с регулированием цены, сколько «Егаз» с завышенной ценой?
— Это миф, что есть некие сверхдоходы или сверхмаржа. Давайте разберемся, почему раньше был один разрыв в цене между нами и «Нафтогазом», а сейчас он другой.
Во-первых, «Нафтогаз» имеет большие запасы импортного газа, которые сформированы им за деньги налогоплательщиков. Во-вторых, «Нафтогаз» владеет 70% газа украинской добычи за счет прав на «Укргаздобычу». Этот «микс» позволяет ему иметь дешевый ресурс.
У нас нет доступа к ресурсу «Укргаздобычи» на понятных условиях оплаты, поэтому мы продолжаем бороться за то, чтобы доступ к украинскому ресурсу был равным для всех поставщиков.
Эти месяцы мы работали по контрактам с европейскими поставщиками. Поэтому как только на мировых рынках цены на газ начали расти, наша цена для конечного потребителя начала повышаться, а у «Нафтогаза» она застопорилась на определенном уровне. Я бы назвал этот уровень «политическим», потому что он не соответствует рыночным тенденциям.
Какова маржинальность газсбытов «Егаза» от продаж газа населению?
— Первое: мы привязаны к импортному паритету. Второе: у нас есть инфраструктура, за которую мы платим. Это онлайн и офлайн точки контрактов с клиентами, это квитанции, это банковские услуги.
Сейчас стоимость затрат инфраструктуры – это примерно 600 гривень на тысяче кубов. Мы работаем на условиях 10-процентной наценки, как принято во всех цивилизованных европейских странах.
Эти 10% остаются и сейчас?
— До февраля оставалось 10%, пока правительство не ввело ограничение на конечную цену на уровне 6,99.
Когда решение только обсуждалось, мы писали: ребята, 6,99 – цена политическая, мы будем ее оспаривать. Готовы показать свои импортные контракты, показать, по каким индексам покупали.
Вы можете дать компенсацию нам как поставщику или европейским компаниям, которые нам поставляли, чтобы мы не были им должны, или конечному потребителю. Это самый цивилизованный подход. Такой подход работает во всей Европе. Мы готовы разложить свою маржу.
Говорят, у вас маржа минимум 20%.
— Это не соответствует действительности. Когда считают нашу маржу, считают от самой низкой цены, которая есть в Украине, от цены «Нафтогаза», но «Нафтогаз» продает не по рыночной цене.
Что будет дальше? Если бы государство не вводило регуляцию цены, поставщики могли бы работать над оптимизацией своих контрактов на будущий сезон. Решение о регуляции цены – это откат реформы, который пугает европейские компании. Это вызывает вопросы и отторжение у европейцев и крупных игроков.
Вы рассматривали вариант снижения своей цены, чтобы подтолкнуть правительство к отказу от идеи ее ручного регулирования?
— Мы – законопослушная компания, мы не собираемся нарушать закон и никогда этого не делали. Наше предложение простое: государство должно поддержать кого-то из участников рынка – потребителей, поставщиков или производителей – и компенсировать разницу между рыночной и утвержденной ценами.
«Нафтогаз» называл количество переходящих к нему абонентов: 10-12 тысяч в сутки. Вы подтверждаете соответствующий отток у вас?
— Отток клиентов действительно есть. Я слышал утверждение про 10-12 тысяч в сутки. Сейчас мы наблюдаем отток на уровне 2% от нашей клиентской базы. 2% – это 150-200 тысяч за год.
Вы планируете поставлять газ по фиксированной цене, а затем обращаться в суд за компенсациями?
— Мы надеемся, что правительство прислушается к нашему мнению. Я не одинок в этих рассуждениях. Как только начались рассуждения о цене, мы сразу вышли со своим предложением по субсидиям.
Я вижу, что эта тема подхвачена. По заявлениям министра финансов, МВФ не в восторге от регуляции. Мы будем объяснять, что суд будет между нами и европейскими партнерами, которые нам поставляют газ. Мы пойдем в суд.
Отдавать потребителей поставщику «последней надежды» на два месяца пока не планируем. Мы рассматриваем различные варианты, но в рамках закона будем бороться за наш бизнес.
Государственное рейдерство и игра в сторону монополии «Нафтогаза» полностью противоречит обязательствам, которые были взяты Кабмином перед международными партнерами. Кроме того, мы обратились в АМКУ с требованием разобраться с вопросом демпинга.
Кто какую долю занимает на рынке, и что Компан обсуждает с Коболевым
Как сейчас выглядит рынок? Насколько близки к реальности следующие цифры: у вас – больше 85% потребителей, у «Нафтогаза» – чуть больше 5%, у поставщика «последней надежды» – 6,2% (напередодні голова «Нафтогазу» Андрій Коболєв заявляв, що компанія є постачальником газу для 9% споживачів. – ЕП)?
— У газсбытов априори львиная доля потребителей, потому что они исторически имели этот клиентский портфель. Если говорить о спорах, которые часто ведутся, то «Нафтогаз», условно имея 100-процентный доступ к газу «Укргазвыдобування», планирует захватить монополию на рынке конечного потребителя.
Чтобы оценить, кто какими долями владеет, мы как Ассоциация поставщиков энергоресурсов, заказали независимую экспертизу и хотим разобраться в этом вопросе.
Исторически компании, которые поставляли газ по спецобязательствам (ПСО), сейчас продают большему количеству потребителей, нежели «Нафтогаз».
Если говорить про конкуренцию, то мы видим больше рисков со стороны облэнерго (постачальники електроенергії. – ЕП), нежели со стороны «Нафтогаза». На мой взгляд, НАК занял определенную позицию и претендует на сегмент потребителей, который находится в «диджитале», но это очень малая доля клиентов.
Многие клиенты исторически ходят в офлайн-точки продажи. Каждый поставщик выбирает для себя тот сегмент, в котором ему комфортнее работать. Никто никого не заставляет брать газ по одной цене, если он может взять по другой. Пожалуйста, идите и покупайте. Никто же не мешает переходу, тем более, переход был упрощен.
Ваши оппоненты говорят, что облгазы и газсбыты на местах до сих пор остаются одной организацией и совместными усилиями не дают клиентам переходить к другим поставщикам.
— Тогда откуда берется цифра 15 тысяч (переходів. – ЕП) в сутки?
Есть записи разговоров сотрудников облгазов, которые признают, что получили поручение провести проверку в связи с желанием клиента сменить поставщика.
— Я не знаю, кого там записывали. Для этого есть соответствующие органы, которые должны разбираться. Я не верю во всякие фейковые истории. Есть много людей, которые пытаются свои недочеты в работе переложить на плечи других компаний и говорить, что у них ничего не получается, потому что им не дают.
Повторюсь: откуда тогда берутся 15 тысяч переходов в сутки? Если бы это имело место, думаю, не было бы такого количества переходов.
Наша бизнес-модель предполагала: никакого искусственного блокирования перехода клиентов. Мы были готовы к оттоку.
Возможно, он был бы большим, если бы не было подобных историй? Есть факты печати EIC-кода на боковом краю платежки, что также усложняет переход.
— EIC-код – не проблема, он есть у оператора. У каждого потребителя есть свой EIC-код в личном кабинете. Это тоже один из распространенных фейков: «У нас есть проблема, если бы EIC-код печатался не в левом углу, а в правом, тогда бы, наверное, у нас было не 15 тысяч, а 30 тысяч переходов». Это непрофессиональный разговор.
То, что происходит вокруг цены на газ, выглядит как войнушка между «Нафтогазом» и вашей группой…
— Нет никакой войнушки, мы ни с кем не воюем. Есть условия, в которые нас поставили. Для нас было бы справедливо, чтобы все участники рынка имели равный доступ к ресурсу «Укргазвыдобування». Мы не одиноки в этом суждении.
Вопрос в другом. Ресурс для того, чтобы выдержать фиксированную цену, есть и у вас, и у «Нафтогаза». Что делать независимым поставщикам, которых чуть больше десяти? У них нет ни газа УГВ, ни вашего количества клиентов.
— Многие из этих компаний являются членами нашей ассоциации, мы с ними консолидируем действия. Естественно, они боятся банкротства. Они находятся в легком шоке.
Им обещали рыночные условия, они вышли на рынок, получили клиентские портфели, начали вести переговоры с европейскими партнерами о длинных взаимоотношениях и других формах контракта на летний период.
Многие с весны хотели предлагать новые портфели. Это бы позволило конкурировать, и люди получили бы намного больший эффект от этого, нежели от снижения цены до 6,99 гривни на два месяца. Они действительно обеспокоены.
Мы консолидировали свою позицию и уже написали официальное обращение в Офис президента, премьер-министру и в МВФ с просьбой помочь и призвать политиков к более цивилизованной модели.
Это временные изменения. Власти говорят, что за это время нужно подготовить структурные изменения для пресечения злоупотреблений на рынке частными компаниями, имея в виду вас, судя по всему.
— Я смотрел выступление премьер-министра и хочу сказать, что без разбирательства, анализа и фактов никто не имеет права заявлять о каких-то злоупотреблениях.
Пока это, к сожалению, популистские заявления. Если говорить о решении, то оно, на наш взгляд, эмоциональное, бьет по реформе и работает в пользу одного участника – «Нафтогаза».
Как это решение изменит структуру рынка?
Как думаете, что будет, когда частные поставщики, поверившие в открытие рынка, получат убытки и кто-то из них окажется в дефолте по европейским контрактам?
Через какой промежуток времени европейские партнеры захотят снова идти в историю с рынком для физлиц и что будет с этими поставщиками? Они просто лишатся бизнеса и пойдут судиться с государством.
Насколько велики шансы в суде, если постановление принято не как акт регулирования коммерческой деятельности, а в рамках ограничений на период карантина?
— Я не юрист. Правомерность данного решения может оценить только суд, но в том, что получившие убытки частные компании пойдут в суд, я более чем уверен.
Во время действия постановления власти будут готовить варианты изменений в закон. Обсуждается возможность использования цены «хаб минус».
— Цена «хаб минус» – это фактически прайскеп (встановлення граничної ціни. – ЕП). Если мы говорим о рынке, то это должен быть рынок, а не государственное регулирование. Есть всего две модели: социализм и рынок, и не нужно изобретать украинский велосипед.
Существует рыночный подход: есть спрос и предложение, есть АМКУ, который должен эти процессы контролировать.
Если это социализм, тогда все очень просто. Государство говорит, что у нас есть газ «Укргазвыдобування», себестоимость которого 3 тысячи гривень. Мы понимаем, что у нас молодое государство, люди не в состоянии платить рыночные цены, тогда всем газ по 3 тысячи гривень.
Если мы живем в социализме, то у нас должны быть дешевыми бензин, хлеб, газ, тепло, электричество. Это решение за государством, которое устанавливает правила игры.
Пока что все разговоры о каких-то там «хаб минус» или «хаб плюс» – это декларативные заявления, но «хаб минус» – это в любом случае не рыночный подход.
Ходят разговоры о возобновлении прямых закупок газа в России. Недавно об этом заговорил Юрий Витренко.
— Мы рассматриваем различные варианты. Естественно, где было бы выгодней покупать, там бы мы и закупали. Но сейчас есть ряд технических проблем, которые не позволяют смотреть в эту сторону. Я уже не говорю о политических вопросах.
Если говорить о технических моментах, то только две точки выхода из России (Суджа и Сохрановка), по-моему, полностью выкуплены «Нафтогазом». На другие точки даже нет тарифа.
Какие у вас профессиональные отношения с Андреем Коболевым? Напряженные отношения между компаниями не отражаются на отношениях между менеджерами?
— Мы с ним находимся в производственном диалоге, обсуждаем различные вопросы. У меня есть свое мнение, как должен работать рынок, и свое суждение о рыночных подходах.
У нас есть некое расхождение. Я считаю, что такое отношение к украинской добыче, как есть сейчас, не дает возможности ей развиваться. У меня есть свое видение развития «Укргазвыдобування».
Энергетика – это и хобби, и работа, и вся моя жизнь, поэтому у меня есть свое мнение, как она могла бы развиваться. Я считаю, что «Программа 2020» была провалена не из-за непрофессионализма, а из-за того, что популизм превысил вопрос профессиональных подходов к развитию УГВ.
Я всегда выступал за то, чтобы Украина была газовым хабом, учитывая наличие таких подземных газовых хранилищ. Мы с Коболевым иногда рассуждаем на эти темы.
У Коболева с Притыкой категорически не складывались отношения. Со стороны Коболева это выглядело так, что «мне с менеджером Фирташа не о чем говорить». Почему с вами ему есть о чем говорить?
— Я не знаю, какие у них были отношения. Я не задавал им таких вопросов, мне это, если честно, не интересно.